Карта сайта
Обратная связь


РУФА.ru / Постоянные рубрики / Планета кино / Аборт, на поздних сроках беременности

Аборт, на поздних сроках беременности

В последние несколько лет появилось достаточно много фильмов о кризисе коммунистического строя в СССР и странах восточного блока. Режиссеры живописуют эпоху восьмидесятых годов, не скупясь на жестокие, шокирующие подробности, выходящие иногда даже за рамки натурализма. «Классическим» примером может служить картина Балабанова «Груз 200» с его маньяком-оборотнем в погонах. Принимая эстетику этого фильма (то есть я, возможно, спокойно отношусь к разлагающимся трупам в зале панельной квартиры), я все же не могу принять фильм целиком: мне не объяснили, зачем я должен смотреть на разлагающийся труп? О чем, а, главное, зачем «Груз 200» гниющей советской системы мне, человеку 21 века, не понять. «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристьяна Мунджу можно сравнивать с фильмом Балабанова, однако румынский режиссер сумел протянуть нить между эпохами. Более того, «вечная» проблема абортов, благодаря событиям и, даже в большей степени, характерам героев в фильме и современному взгляду зрителя, получает многогранное, глубокое описание.
Фильм во многом исторический. В 1966 году в Румынии был принят закон, запрещающий аборты. Результат стал виден сразу же: к 1970 году родилось четыре огромных поколения, в несколько раз больше, чем поколения, родившиеся до 1966 года. В скором времени женщины начали делать аборты подпольно. К концу коммунистического периода, как утверждают источники, из-за этого умерло в общей сложности более 500 тысяч женщин. В этом контексте аборт потерял всякий моральный подтекст и воспринимался как акт неповиновения и сопротивления режиму. В картине достаточно много атрибутов того времени: контрабандная косметика, сигареты из черной сумки, «советское» застолье – однако это лишь содержательная составляющая, «артефакты» конца 80х.
Каждый кадр, сам способ съемки точно и эмоционально описывает действительность Румынии времен Чаушеску. Темная, плотная фактура картины нависает над зрителем с первых сцен: плохо освещенные коридоры общежития, ночные улицы, городские трущобы – ни одного проблеска света, ни одного глотка свежего воздуха. Героев часто снимают со спины так, как это сделал бы Рене Магритт, если бы он писал о развале соц. лагеря: русая голова девушки на фоне блекло голубой кафельной плитки в ванной комнате. Почти хичкоковская камера захватывает общий план комнаты, где происходят события, нет приближений, резкой смены угла зрения, камера как бы замирает, однако нет и штативов – создается впечатление присутствия стороннего наблюдателя в фильме (в роли которого вполне может выступать и зритель) у которого свой собственный взгляд на происходящее в картине. И это взгляд незамутненный бытом того времени.
Опустив социальную подоплеку фильма, мы увидим девочку из глубинки, которая по своей же глупости попала в почти безвыходную ситуацию. У нее нет взаимопонимания с родителями, уже нет парня, который был с ней несколько месяцев назад (в фильме даже нет упоминания о нем), почти нет денег. Но у нее есть ребенок, которого естественно она не может рожать по всем вышеизложенным причинам. Вместе со своей подругой (которая тоже вполне могла оказаться на ее месте) она идет на все, только чтобы избавится от ребенка. И вот она лежит одна в гостиничном номере и ждет, когда из нее выйдет плод. Она – будто бомба замедленного действия, которую остановили в самый последний момент: 4 (месяца), 3 (недели), 2 (дня)… (вот, если хотите, смысл названия).
Но с избавлением от ребенка не приходит душевного избавления. Она не отвечает на звонки подруги, невзирая на советы врача, сразу после «операции» спускается в ресторан гостиницы. Ей, кажется, безразлична собственная жизнь после того как она осознает, что совершила убийство. Единственное ее желание – «похоронить его» - естественно не может быть исполнено. Она вряд ли сможет забыть этот день даже если «никогда не будет говорить об этом».
 Таким образом, пресловутый моральный подтекст всплывает на поверхность. Любой политический режим, в конце концов, лишь история, которая имеет начало и конец. История опасной уголовно-наказуемой операции, длившаяся один день, благополучно завершается поздно вечером. Женщине, потерявшей ребенка сейчас 40 лет.

Автор: Дмитрий


Поместить ссылку в
LiveJournal
Facebook
Twitter
ВКонтакте
Блоги Mail.Ru