Татьяна Трубникова представляет:

Для того, чтобы представить вам этого интересного персонажа предлагаем вашему

внимание отрывок интервью Интернет изданию "Кореспондент.ру".

Станислав Николаев много занят в репертуаре Театра сатиры. Среди сыгранных им

ролей - Людовик в <<Мольере>> (<<Кабала святош>>) М. Булгакова, заглавная роль в

<<Левше>> по Н. Лескову, Фабрис в <<Орнифле>> Ж. Ануя, Бакин в <<Талантах и поклонниках>> А. Островского, Фабрицио в <<Хозяйке гостиницы>> К. Гольдони.

Он написал пьесу <<Люпофь>>, и сам поставил ее на сцене <<Чердак Сатиры>> осенью 2009 года, и сам исполняет главную роль. Герой его дебютной пьесы - неспокойный, ершистый, не принимающий банальность существования. Главное, он - созидатель. Важная мысль: лишь найдя гармонию с самим собой, можно найти гармонию и с любимой женщиной. Можно быть уверенным: у этого персонажа впереди только победы.

Станислав Николаев:

Цивилизация входит в эру интеллекта

В этом интервью актер, драматург и режиссер рассуждает о том, как достойно войти

в эру интеллекта представителям творческих профессий, каких базовых знаний и

навыков не хватает актерам, о системном подходе к созданию творческого продукта,

о том, как сохранить достоинство и самоуважение во время экономического кризиса.

- Александр Ширвиндт сказал в интервью для журнала "Театрал", что его подкупает

в вас "маниакальное увлечение театром, которое выглядит сегодня умилительно неправдоподобно".

Вы учились у него и сейчас работаете под его руководством. Выходит, пуповина

учитель-ученик еще существует?

- Если отталкиваться от этого образа, то выносил и родил меня Евгений Владимирович

Князев, а принял роды и вынянчил - Ширвиндт. Так что, я много-пуповинный.

Я благодарен Александру Анатольевичу за многое. В Щукинском училище я был "специалистом" по Достоевскому: играл Ставрогина, Раскольникова. Но именно водевильная роль смешного чудака с металлическими зубами, в спектакле педагога Ширвиндта, открыла для меня двери в Театр сатиры. Недавно, Александр Анатольевич доверил мне роль короля Людовика в спектакле "Мольер", где у него самого бенефисная заглавная роль. Это был кредит доверия.

Вообще его роль в моей жизни трудно переоценить. Я никогда не был пай-мальчиком.

Был у меня период хулиганский, запойный. Хотя я позволял себе это лишь в нерабочее

время. Александр Анатольевич дал мне возможность пожить неправильно. Наблюдал

за мной, но замечаний не делал.

- За что благодарны щукинскому училищу? Есть то, чему не научили, но что совершенно

необходимо актеру в профессии? Какие предметы вы бы ввели в обучение актерскому

ремеслу?

- Никто кроме Князева меня бы не принял, а главное, не продержал бы все четыре

года. Я был зажатым, вечно мрачным прогульщиком. Так что главная моя благодарность

- Князеву.

Не научили меня только тому, чему сам не позволил себя научить. Ведь я лишь

мастерство актёра не пропускал. Хотя и тут оказался единственным не сдававшим

раздел проф. навык. Меня спасали самостоятельные показы - драматические отрывки,

которые студенты сами себе выбирают, режиссируют и играют. Перед такими показами

мы ночевали в здании училища, чтобы воспользоваться свободными сценическими площадками.

Вспоминаю об этих днях, как о самых счастливых, проведённых в училище.

А что до введения нового предмета, то я таковой всерьёз пытался ввести, когда

был на третьем курсе. Пришёл к зав. кафедрой искусствоведения Елене Александровне

Дунаевой, с вопросом: Почему в дипломе ВТУ имени Щукина в графе <специальность>>, пишется <<актёр театра и кино>>, а в учебной программе нет ничего, имеющего отношения к специфике кино?

Я хотел, чтобы возник предмет история кино, как во ВГИКе. Вместе с Еленой Александровной, с этим же вопросом, мы пришли в кабинет к Владимиру Абрамовичу Этушу. Он сказал, что если мы найдём деньги на видеопроектор и прочее, то он включит историю кино в учебную программу. И я, честное слово, пошёл по банкам. Это очень смешно вспоминать. Дальше парадных я нигде не прошёл. Но парадокс в том, что если бы этот предмет ввели, то я бы первым прогулял его.

Если говорить серьёзно, то мое мнение о пробелах в актерском образовании таково:

необходимо так построить программу, чтобы как-то слить в одно целое представления

о теоретических предметах и мастерстве актёра в сознании студентов. Нужно силой

заставить студентов осознать, что творчество и мышление - это одно и то же.

- Вы недовольны, тем, что недостаточно разработана методика по развитию творческого

мышления? Интеллект недооценивается в работе над актерским аппаратом?

- В любой области людям приходится сталкиваться с противоречиями и решать их.

Учёный Генрих Самуилович Альтшуллер давно выявил системные принципы решения противоречий. Они одинаковы и для художников и для учёных. Цивилизация входит в эру интеллекта. Люди творческих профессий должны быть в авангарде. Конечно, актерам не нужны глубокие знания физики и математики, но ключевые научные принципы знать необходимо.

Нужно преподать принципы. Их легко освоить, но они дадут возможность студентам

самим переоткрыть все то, что преподаётся в виде скучных догм. Для творческих

людей гораздо легче переоткрыть, чем зазубрить.

- Как относитесь к названию Театр сатиры? Значит ли это, что актеру этого театра

обязательно владеть сатирическими красками?

- По мне, так лучше бы театр получил полную жанровую свободу, разрушил стереотип.

Сатирическая краска, если говорить строго, это злая гримаса, а всё злое антисценично.

И конечно, это не просто жанровое ограничение. Это слово функцию театра ограничивает,

как вида искусства. Для себя я решил, что слово <<сатиры>> в названии, не означает

жанр вовсе. Это существительное, во множественном числе. Тогда, если говорить

о жанрах, то сатиры дифирамбы запевали, от них трагедия пошла.

- Говорят, стиль Театра сатиры в репризной манере. Как вы это понимаете?

- Это когда вы и под самый серьёзный текст, подкладываете ироничный подтекст

и делаете акцент, скрытую команду зрителям - аплодировать. При этой манере можно

было бы говорить о своеобразной сатировской драме, только бы уйти от сатиры.

Сатировская драма - это историческое название жанра. В Древней Греции показывали

3 трагедии, а завершали представление сатировской драмой.

- В середине 90-х случилось массовое бегство из актерской профессии. С каким

чувством вы входили в эту профессию? Ваши страхи и надежды в этот кризисный

для страны и для театра период?

- Когда я пришел в Театр сатиры, в 98-м году, художественным руководителем был

Валентин Николаевич Плучек. Мне сразу дали большую роль в новом спектакле. И

вот перед отчётным показом Плучеку 1-го акта спектакля, буквально за час до показа,

нам поставили задачу - подобрать костюмы в запасниках театра. Это была пьеса

Гольдони. Не так-то просто, оказалось, подобрать детали костюмов. Колготки,

например, я надел те, что дали, они были единственными.

В тех колготках были слабые резинки, они постоянно сползали. После показа, Валентин Николаевич сказал мне в своём кабинете: <<Вы, молодой человек, ничего больше в этом театре играть не будете. Артист со спущенными колготками, для меня не артист.>> Я тогда много смеялся над этой фразой, словно хотел обесточить её смехом.

Теперь же я понял, что это очень емкое определение: <<артист со спущенными колготками>>.

Целое десятилетие моей жизни прошло под этим знаком.

Валентин Николаевич был не прав в той ситуации, но оказался прав по сути, как

по-настоящему талантливый человек. Нет-нет, играл я тогда честно и не плохо,

я был только-только из училища. Но он увидел главное - я не уважал самого себя.

Я всегда заставлял себя побеждать страхи, но страх и растерянность перед жизнью

в то время оказались мне не по зубам. Если бы я не обрел систему жизненных ценностей,

не обрел Люпофь, то я бы остался навсегда - артистом со спущенными колготками.

- Что послужило импульсом для вашей авторско-режиссерско-актерской работы <<Люпофь>>?

- Я мечтал сделать совместную работу с балериной Большого театра Аней Нахапетовой

на драматической сцене. Мечтал о синтезе классического балета и драмы. В этом

есть своя логика, потому что мои родители артисты балета, а я актер драмы. Я

вырос на балетной сцене, но живу на драматической.

Стал искать пьесу, не нашел - написал сам. Стал искать режиссера, не нашел -

поставил спектакль сам. Никому из моего окружения и в голову не могло прийти,

что я смогу довести дело до конца. Допить что-либо до конца - да, тут во мне

никто не сомневался.

- История вашего авторско-режиссерского дебюта чем-то напоминает историю Кости

Треплева. Он решил написать роль для любимой девушки, и так втянулся в эту писательскую

профессию... А как вы относитесь к этому персонажу?

- Забавное совпадение. Но я никогда не играл Чехова, к сожалению, даже в училище.

Рассуждать о Треплеве сейчас бы не стал. Я ещё не добрался до Чехова всерьёз.

-За что вы любите театр, а за что нет?

-Только люблю. Но мне предстоит осмыслить его хорошенько. Сейчас я в плотной

переписке с мастером ТРИЗ (теория решения изобретательских задач) Юлием Мурашковским, мы с ним приделываем руки и ноги к теории драмы, чтобы она стала подспорьем для практической работы. Опираясь на результаты нашей работы, в соавторстве с Юлием, я пишу новую пьесу. Люпофь - то чувство, которое хочется сохранить. А сохранять нужно, изменяя. Об этом будет следующая моя пьеса. Роли пишутся прицельно для актрис Театра сатиры - корифеев.

- Ветеранов сцены вы уважительно называете корифеями театра. Чему учитесь у них?

-Чему хотел бы, научиться невозможно. Например, как можно научиться Ширвиндтовским импровизациям, присвоить себе его иронию? Никак. Как научиться полной отдаче на сцене, как у Аросевой или Васильевой? Хотелось бы, конечно...